Когда глядишь в вымытое окно, кажется, что в мире прибавили яркости, резкости или контраста. А то и всего вместе. Сегодня у меня было такое же ощущения от прожитого дня. С утра цитатой из Диккенса лил дождь, да такой, что даже меня разбудил. Зато после завтрака небо прояснилось, словно бы знало, что не отговорит меня от похода в книжный (и даже не себе за книгой – их и так полон дом – а за подарком). После весенней недели посредине осени (у меня где-то на листочках записной книжки промелькнуло слово «веснь» как характеристика странного межсезонья) сегодня по-зимнему холодно, 0 градусов. Лужи не замёрзли, но покрылись такими льдистыми складками, которые, наверное, могли бы быть на платье Снежной Королевы. Необычно-зелёные для октября, а также красные, что вроде бы совершенно обычно, но непередаваемо красиво, листья рябины покрыты морозной пылью, которая, несмотря на то, что эстетически более приятная, увы и ах, такая же хрупкая и лёгкая, как пыль обычная. А город стал похож на витраж.
Я всё ещё читаю рассказы о кротком патере Брауне и поражаюсь фантазии Честертона. Не все истории мне нравятся, но многие цепляют так сильно, что хочется после финальной точки проехать оставшийся путь с закрытыми глазами, смакуя послевкусие. А я продолжаю шелестеть страницами.
Что-то всё сильнее проваливаюсь в эстетику христианства, а именно католицизма с его чётками, молитвами на латинском языке и органной музыкой. В голове деформируется сюжет начатой повести, перестраиваясь на ходу, позволяя вплести в себя новые мысли, почерпнутые факты, яркие детали.
А в магазине, хотя и пришёл за определённой книгой, провёл два часа. Сначала листал «Большую телегу» Фрая, потом прочитал предисловие. Отложил. Взял «Праздничную книгу» за Январь-Июль, тоже полистал. Нашёл в оглавлении Пасху, там был рассказ Фрая, который я и открыл. Кажется, он назывался «Птицы и соль». Как я сейчас жалею, что не дочитал его до конца. Есть у меня такая привычка - обрывать свои действия на каком-то месте, иногда - самом интересном. Ощущение при чтении – мы на одной волне. Настолько легко, уютно и с привкусом чудес. И (наконец-то!) я почувствовал то, о чём говорят многие фраеманы – кажется, что читаешь свои недосформулированные мысли. Теперь могу точно сказать, что Макс – один из «моих» писателей. Но вот покупать книгу потенциально из-за одного рассказа что-то не очень хочется. Хотя я ещё подумаю над этим.
Потом бесплодные поиски Гессе. То есть они, конечно, с результатом, но он меня не устраивает: либо туалетная бумага и разваливающийся переплёт, либо не то, что мне нужно. Что-то мне на этого автора не очень везёт. Попробую поискать ещё в библиотеке.
А затем «Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд в моих руках. Не совсем подходило мне под сегодняшнее настроение, но подходило под мой постоянный эмоциональный фон и предпочтения (необязательно литературные) – в романе есть Англия, книги, обволакивающая вязь, атмосфера недомолвок и необычная героиня. Прислонившись к колонне, я прочитал главу, не замечая вокруг себя ничего. Когда-нибудь эта история поселиться на моей книжной полке. Когда она хотя бы чуть-чуть подешевеет.
Взял для подарка «Ежевичное вино» Харрис (в котором тоже прочитал несколько глав, подразнив свои вкусовые и обонятельные рецепторы), поколебавшись чуток между ним и «Пятью четвертинками апельсина». И, перед выходом из магазина, прочитал начало какого-то рассказа из середины «Телеги». «Мой», точно «мой»!
Прошёлся по городу с фотоаппаратом, добавив к «пылящейся» стопке фотографий на диске D ещё десяток. Интересно, когда же я пересилю свою лень и засяду их разбирать?
Я одел-таки шапку, и стрелка моего сезонометра едва заметно шелохнулась.