Что-то не делаются у меня сегодня полезные дела, поделаю хоть бесполезные.Мы постоянно пишем письма и даже время от времени отправляем их адресатам. Сколько этих бумажных журавликов летает в мире, соединяя деревни, города, страны и континенты, пересекая параллели и меридианы, связывая такими тонкими и такими крепкими верёвками слов? Какая их часть рассыпается в пламени, так и не явив миру своё содержание? Какая – разрывается в клочья в порыве ярости? Какая — становится мокрой то ли от дождя, то ли от слёз? И сколько – храниться долгие годы на каминной полке, прячется под матрас или съёживается вместе с прошлогодними кленовыми листьями на чердаке?
Раньше мы выпрашивали у родителей разрешение кинуть в этот таинственный ящик, покрытый облупившейся синей краской, из которого – непонятным образом – клочки бумаги разбредаются по всему свету.
Или наоборот - разрешали детям.Или наоборот – разрешали детям.
Раньше мы писали – с закорючками или завитушками, с наклоном вправо или прямо, а может быть, даже и влево, второпях и выводя каждое слово – каждый по-своему. Теперь мы печатаем – двенадцатый кегль, стандартный шрифт, автоматические отступы – все одинаково. И чтобы отправить электронное послание, нужно нажать всего-то пару клавиш и щёлкнуть мышкой. И никаких тебе ящиков. Тем более с синей облупившейся краской.
У Герды не было ни компьютера, ни Интернета. И она, наслаждаясь шелестом бумаги, писала письмо от руки. О таком простом удовольствии, от которого отвыкла за время работы в «Таймере», она вспомнила, когда вписывала себя в книгу постояльцев «Вереска». Да и вариантов у неё больше не было. Разве что позвонить, но почему-то не хотелось. Хотелось вести кистью руки по клетчатому листу – взять белый девушка не рискнула, опасаясь крутых, как американские горки, строчек. Хотелось вдумываться в каждое слово, в каждый слог, в каждую букву, в каждую загогулину, старательно выписываемую ручкой с металлическим пером. Перьевая ручка… почти сестра-близнец такой была у её дедушки, но Герде удалось только подержать её в руках. А у хозяина гостиницы больше никаких других и не было, пользуйся – не хочу.
Была, конечно, ещё одна причина, по которой она стала писать, а не позвонила. Ей хотелось отдохнуть от собранной и «глянцевой» части своего «я», побыть рассеянной, мечтательной и слегка безумной туристкой. Тем более что городок, который не мешало осмотреть, располагал к этому. Поэтому завтра она опустит кремовый конверт с зелёным прямоугольничком марки в ящик на стене «Вереска» и несколько дней не будет думать ни о чём, кроме себя и города. Хотя нет, о себе тоже не нужно.