«Неужели вон тот — это я?»
Ездил сегодня в университет, чтобы подписать у преподавателя заявление на приём моего последнего экзамена (да, осталось потерпеть совсем чуть-чуть и я смогу забыть об учёбе хотя бы на несколько дней). Преподаватель таинственно отсутствует, причём не только в университете, но и дома, куда я весь вечер невежливо названивал.
На улице светило ломкое, морозное, невыносимое солнце. Оно бывает таким только зимой, когда прибито невысоко над горизонтом. В автобусе я сел между окном и дверью, поэтому одна моя половинка замерзала от свежих, хрустящих сквозняков, пахнущих накрахмаленным до жёсткости бельём, а другая - изнывала от горячего, блинного, истекающего кленовым сиропом солнца.
Когда я еду в университет, я проезжаю мимо недавно возведённого строительного помоста. Под тяжестью снега некоторые доски на импровизированной "крыше" прогнулись и стали похожи на выпуклые линзы, нам такие выдавали в школе на лабораторных работах по оптике. Мне кажется, что временами я и моя жизнь - это те самые свежеоструганные доски, с мягкими маленькими капельками смолы, шершавые и холодные на ощупь, с вмерзшими в щёлки льдистыми кристаликами. Доски, изогнувшиеся под тяжестью снега. Когда потеплеет, снег подтает, впитается в доску, доска чуть-чуть поднимется вверх и разбухнет, и ей будет казаться, что всё хорошо, а на самом деле все просто чуть менее плохо.
Пока я еду (не самой длинной дорогой из всех возможных, а хотелось бы), я читаю "Каменные клены" Лены Элтанг. Книга говорит на разный лад, криком, шёпотом и молчанием, несколькими голосами, от которых, иногда думается, никуда не спрятаться. Хорошо, что я всё-таки дал ей второй шанс, попробовал снова, начал с чистого листа. И меня затягивает в это тёплое, полное талой воды болото текста, надо мной смыкается мягкий, светло-зелёный со стальным отливом мох предложений, а слова завитками повилики оплетают меня изнутри, распускаются невзрачными, пахнущими мёдом вересковыми цветами, созревают прозрачно-синей, водянистой голубикой. И от них точно, безо всяких размышлений и дум, никуда не спрятаться...
На улице светило ломкое, морозное, невыносимое солнце. Оно бывает таким только зимой, когда прибито невысоко над горизонтом. В автобусе я сел между окном и дверью, поэтому одна моя половинка замерзала от свежих, хрустящих сквозняков, пахнущих накрахмаленным до жёсткости бельём, а другая - изнывала от горячего, блинного, истекающего кленовым сиропом солнца.
Когда я еду в университет, я проезжаю мимо недавно возведённого строительного помоста. Под тяжестью снега некоторые доски на импровизированной "крыше" прогнулись и стали похожи на выпуклые линзы, нам такие выдавали в школе на лабораторных работах по оптике. Мне кажется, что временами я и моя жизнь - это те самые свежеоструганные доски, с мягкими маленькими капельками смолы, шершавые и холодные на ощупь, с вмерзшими в щёлки льдистыми кристаликами. Доски, изогнувшиеся под тяжестью снега. Когда потеплеет, снег подтает, впитается в доску, доска чуть-чуть поднимется вверх и разбухнет, и ей будет казаться, что всё хорошо, а на самом деле все просто чуть менее плохо.
Пока я еду (не самой длинной дорогой из всех возможных, а хотелось бы), я читаю "Каменные клены" Лены Элтанг. Книга говорит на разный лад, криком, шёпотом и молчанием, несколькими голосами, от которых, иногда думается, никуда не спрятаться. Хорошо, что я всё-таки дал ей второй шанс, попробовал снова, начал с чистого листа. И меня затягивает в это тёплое, полное талой воды болото текста, надо мной смыкается мягкий, светло-зелёный со стальным отливом мох предложений, а слова завитками повилики оплетают меня изнутри, распускаются невзрачными, пахнущими мёдом вересковыми цветами, созревают прозрачно-синей, водянистой голубикой. И от них точно, безо всяких размышлений и дум, никуда не спрятаться...